– Фильм «Кин-дза-дза», режиссер Георгий Данелия, – пояснил Лев Николаевич Евстолии.
Но Шустрый не собирался уступать инициативу:
– Точно! А менты… Ой, пардон, – оглянулся он на Петрухина. – Давай нас штрафовать за нарушение правил остановки, двенадцатую главу административки шить. А мы тоже не лохи – к вам, в «Правое дело», – кто еще возьмется то за такое? Спасибо, разрулили. Классный был прикол! Этот, вице-премьер который, потом даже через газету извинялся за пробки.
Маргарита опять улыбнулась. Ирина поняла, что скандалить она уже не будет, потому что разговор пошел такой… свойский. Она покинула свое убежище, выйдя из-за спины Петрухина, и предложила:
– Рита, ты раздевайся. Володи правда у меня нет. И не было. Я его с осени вообще не видела, со свадьбы Юлькиной, когда ты его домой увезла. Я не знаю, что тебе в голову пришло. Пойдем, я тебе покажу что-то, и ты сама поймешь. А гости посидят пока. Вот Евстолия Васильевна их займет.
Преисполненная энтузиазма Евстолия принялась хлопотливо заталкивать мужчин в гостиную, и через секунду Ирина и Рита остались вдвоем. Рита сняла наконец шубку и сапоги, вопросительно посмотрела на Ирину.
– В Юлькину комнату пойдем – там компьютер.
Усевшись перед экраном, она включила процессор и, пока машина загружалась, смотрела на Риту. Подруга сидела сгорбившись, смотрела куда-то вбок, и Ирине стало ее ужасно жаль. Она слишком хорошо помнила, как это бывает. А Ритка такая самолюбивая…
– Вот, читай. Сегодня утром пришло, – вместе со стулом отъехала она от компьютера.
Рита подошла, нагнулась, пробежала глазами строчки: «Иринка, привет! С наступающим тебя Новым годом! Ты уже знаешь про наши дела? Рита меня проклинает? Честное слово, я даже звонить ей боюсь, она меня по телефону убьет. Ты не могла бы у нее выяснить по старой дружбе – мне вещи мои можно забрать? Она бы тебе отдала, а я бы уж, когда приеду в Екатеринбург, к тебе бы зашел. Узнай тихонько, а? Я по делам ассоциации приеду в феврале точно. Иринка, ты меня не осуждай. Понимаешь, Рита, когда со мной ссорилась, голодранцем меня назвала. Потом мы мирились, вроде забывал я. А так оно и есть. Она меня взяла без ничего, и ушел – только трусы забрал. Ни с первой женой, ни со второй своего ничего не нажил, на готовое приходил. Ну так ко мне и относились. Женщины никогда по настоящему не любят тех, кто живет за их счет. Ну, или при них, в бизнесе ихнем. Я молодой был – дурак, не понимал. А теперь понимаю. Я хочу все сам. У моей Иринки (она тоже Иринка, как ты) ни кола ни двора, она сама не из Воронежа, только-только университет закончила, работает учительницей, а у бюджетников зарплаты – что у нас, что в Воронеже – курам на смех. Ничего, пока квартиру снимаем, у меня диплом юриста, и опыт, как никак, есть, и имя. Заработаем! Но лишних, понимаешь, нет. А Рите все равно не нужны две машины, два ноутбука… Может, отдаст, как думаешь? Только ты тихонько спроси, ладно? А Иринку я очень люблю, и она меня. И на все со мной готова. Ты же ее видела, когда они к нам приезжали, она красивая, правда?
Я тебе фотографию вложу. Она мне обещает сына родить. Или дочь – как получится: в кёрлинг играют все. Команду на ноги поставим, мне воронежский спорткомитет обещает аренду льда оплатить. Вот, знаешь, я все думаю – Рита из меня, как она говорит, человека сделала, как будто я до нее человеком и не был. А Иринка меня уважает. Ну, с Новым годом тебя! Пиши!»
Поняв, что Рита прочитала письмо, Ирина подъехала, щелкнула мышкой и на экране появилась фотография: счастливый Буликов обнимает… ту самую капитаншу кёрлеров из Воронежа, которые продули матч в Екатеринбурге и которая рыдала, а Буликов ее растерянно утешал. А потом повел в «Градару», невзирая на гнев супруги, потому что у них, у кёрлеров, так полагается. На этот раз девчонка не плакала, улыбалась и обнимала Буликова, заглядывая ему в лицо. Обыкновенная девчонка, не красавица, как уж Буликов расписывал, но сияющая от счастья, а счастливые некрасивыми не бывают…
– Козел воронежский… – задумчиво протянула Рита. – Котенок, блин, с улицы Лизюкова. На той неделе, как раз накануне твоего дня рождения, уехал туда мастер-класс давать, на все дела тут наплевал, а мне записку: мол, прости, дорогая, больше не могу, давно, с того самого весеннего матча, люблю Ирину, сил моих нету. Мне, мол, уже скоро сорок. Она меня понимает, рядом с ней я мужик, а для тебя и в пятьдесят лет буду голодранцем. Вещи мои, если можно, Ирине отдай. Так примерно. И тут ты звонишь. Я так и поняла, что за вещами, и от такой наглости чуть с ума не сошла. Ладно, думаю, я вам устрою новогоднюю ночь в семейном кругу, молодожены хреновы. Я думала, ты мне так отомстила за то, что я вас с Валентином поссорила.
– Так это ты объявление дала?! – догадалась Ирина. – Ну, ты даешь! А как? Там же паспорт требуют?
– Да ну, паспорт, – вяло отмахнулась Маргарита. – Бутылка коньяка редактору – и никаких проблем. Скажи спасибо, что не написала, что у тебя тут девочки по вызову.
– А что, хотела так? – захохотала Ирина.
– Хотела, – подтвердила Марго. – Но тут уж редактор проблем с милицией побоялся. Пришлось сыграть на понижение…
Марго помолчала. Потом, нажав клавишу «delete», удалила снимок. Полюбовалась на пустой экран монитора:
– По-моему, так даже лучше. Слушай, а что, есть эффект? От объявления? Это чего – женихи у тебя? Клюнули, голодранцы, я так и знала! – обрадовалась Марго. – А тот – Олег, что ли? – на малообеспеченного вроде не похож.
– Рит, ну чего ты все – голодранцы да голодранцы… Получается у тебя лучше мужиков зарабатывать, так они же не виноваты, что ты такая талантливая. В крайнем случае, надо говорить – мне сегодня объяснили – не голодранцы, а бесприданники. Гораздо культурнее звучит. Да серьезно, Ритуль, что все на деньги-то сводить? Вот Лев Николаевич – профессор, литературу преподает, очень приятный человек, у него целая теория на этот счет.